Нина Габриэлян — поэт, писатель, художник

Отрывок из статьи Ю. А. Александрова о творчестве Нины Габриэлян. 2007 Я не однажды рассматривал эти длинные вереницы первых акварелей и гуашей.

Я не однажды рассматривал эти длинные вереницы первых акварелей и гуашей. Поражало в них обилие варьируемых на разные лады, повторяющихся замкнутых форм, внутри которых шевелились, сидели скорчившись, жили угнетённой, скованной жизнью помещённые в них фигуры, часто две, реже несколько. Будто в пещерах, могильных склепах, катакомбах, а может быть в фантастических материнских утробах, рождалась, теплилась, непонятная жизнь, с непонятными задачами, возможно, готовясь к рождению в большом мире, но придавленная внешними силами не могла вытечь наружу, копила силы, ждала своего часа.

Несмотря на символику этих изображений, автор не спешит объяснять свои наития, утверждая, что чаще всего они рождались «сами собой», и даже вопреки её желанию сделать что-то иное. Известное однообразие этих мотивов и повторяемость их цветового содержания со временем претерпевала изменения, словно эти зачаточные формы пра-существ, постепенно развиваясь, обрастали и новыми органами восприятия и новыми возможностями, и сами эти «материнские утробы», эти чёрно-красные и фиолетово-серые крипты уже не могли удерживать развившиеся формы и готовы были раскрыться, выпустить на простор родившиеся организмы, что и случилось.

По мере овладения художницей своим материалом, изменялась и техника письма, постепенно расширялся диапазон используемых красок. Нина стала употреблять акрил, а впоследствии всё чаще стало появляться и масло, как наиболее универсальная техника. Расширялись и колористические решения художницы. Сложнее, богаче, интереснее становился цвет, но всё же излюбленные Ниной гаммы ближе всего к красно-фиолетовой и коричнево-охристой части спектра, иногда с включением в них усложнённого синего, который, сгущаясь, может перейти в чёрный в глубоких местах теней и контуров. Композиции раскрылись, и фигуры Нины Габриэлян, обретя способность к самостоянию, вышли в мир.

Этот мир неудобен для глаза, привыкшего к развитой европейской живописной школе. Никакой объединяющей и гармонизирующей живописной среды, так радующей в полотнах импрессионистов, здесь не увидишь. Мир Габриэлян дышит суровой, почти грозной красотой громоздящихся скал и библейских пустынь, по которым можно бесконечно скитаться в поисках оазисов, где возможна уютная, осёдлая жизнь, с её устоявшимся бытом и тихими радостями, но которую вряд ли можно в нём обрести. Как будто Бог создал эту землю только что, пустив в неё людей обживать и обустраивать её, но они, ошеломлённые новой для них реальностью, ещё не успели свыкнуться с ней. Возможно, отсюда широко раскрытые, с почти безумным изумлением смотрящие перед собой глаза её персонажей.

Одновременно, в работах Нины Габриэлян отчётливо видны следы влияния европейской художественной культуры, свидетельствуя о серьёзных знаниях в этой области, и такое сочетание архаически-первородного и утончённо-изысканного является одной из главных черт её искусства, сближая его с творчеством экспрессионистов начала двадцатого века и придавая её полотнам особую пряность. Если говорить о связи времён и «диалоге культур», то живопись Нины является ярким примером такого диалога и такой связи. Художественные привязанности Нины простираются в широком поле, от древних армянских художников (Торос Рослин, безымянные скульпторы резчики по камню и др.), до современных нам мастеров Азии и Европы. Из армянских высоко ценит Мартироса Сарьяна, Роберта Кондахсазова, Минаса Аветисяна, Сергея Параджанова, и особенно Бориса Отарова.

В живописи художницы можно заметить влияние не только названных художников, Иногда резко очерченные, обобщённые до монументальности формы её персонажей вызывают ассоциации с фигурами Пиросманашвили, или Анри Руссо. Недаром коллекционеры, собирающие картины так называемых «примитивистов», или, как сейчас любят говорить «самобытных» мастеров, интересуются её творчеством. Но не надо заблуждаться. Интеллектуальная наполненность её картин исключает возможность внутреннего родства с примитивизмом. Нина никогда не работала на той грани наивной непосредственности, которая и отличает работы мастеров этого круга. Архаически обобщённая трактовка форм в её работах — вполне сознательно применяемый приём, помогающий выразить присущий её картинам смысл. Замечу кстати, что в двадцатом столетии к опыту примитивистов часто обращались известные мастера европейской живописи: Пикассо, Леже, Шагал…

Творчество Нины Габриэлян находится в постоянном поиске новых форм и способов выражения во всех жанрах и видах искусства, которыми она занята: литература, перевод, художественная критика, живопись. За несколько последних лет, колористические решения её живописных полотен стали изысканнее и сложнее, усложнились композиционные решения, появляются новые сюжетные находки.